Детективный ромком Вуди Аллена, вампирская притча и постапокалиптический «Аватар»: премьеры последнего месяца
До больших и малых экранов потихоньку доходят фильмы, впервые показанные на Венецианском кинофестивале. В их числе прощальная картина Вуди Аллена и вольный байопик Пиночета, превращённый в мистическую сказку. Среди нефестивальных же новинок хочется отметить «Создателя» Гарета Эдвардса, голливудский сай-фай о войне американских штурмовиков против искусственного интеллекта. Рассказываем подробнее о каждой новинке.
“Великая ирония” (реж. Вуди Аллен)
Курчавый фланёр Ален живёт в хипстерской мансарде где-то в центре Парижа. Получив в наследство миллионы, он колесит по миру и сочиняет роман о великой роли случая в человеческой жизни. Вдруг он встречает Фанни, давнюю знакомую по американскому колледжу, в которую он был когда-то влюблён.
Девушка, выйдя замуж за скользкого коммерсанта Жана, живёт в роскошных апартаментах, торгует картинами и скульптурами, но при этом несчастлива в браке. Случайная встреча резко меняет судьбу молодых людей: они влюбляются, тайком читают в парках стихи Малларме (но, что странно, не «Бросок костей») и постепенно вызывают подозрения мнительного супруга.
Вуди Аллен уже смотрел влюблёнными глазами на французскую столицу в 2011 году, в картине «Полночь в Париже». На этот раз город волнует его уже в меньшей степени: он скрыт за густой листвой парков, задёрнутыми шторами и витринами кафе. Переместив действие в буржуазные интерьеры, режиссёр слегка поменял и саундтрек: «Полночь…» шла под клавишные партии Коула Портера и цыганский свинг, а в «Иронии» то и дело звучит бибоп — непредсказуемый, как жизнь Алена и Фанни.
«Ирония», конечно, вызывает в памяти и другую алленовскую картину — «Матч-пойнт», его главный шедевр 2000-х. Там жизнь героев также пребывала во власти случая, они обладали лишь иллюзией контроля над своей судьбой. Если не вдаваться в детали любовной геометрии и криминальной интриги, «Матчпойнт» рассказывал историю двух амбициозных провинциалов: один из них, примкнув к английской аристократии, добился успеха, а другой остался у разбитого корыта. Просто потому, что так распорядился жребий.
В «Великой иронии», по сути,
чувствуются те же фаталистические подтексты (Ален обретает любовь, Фанни сбегает от мужа, супруг портит жизнь Алену — всё это результат чистой случайности), но поданы они легко, играючи.
Именно в смене интонации, пожалуй, и заключается главное новшество картины. Режиссёр не пытается подать старые смыслы как некое откровение. Напротив, едва спрятавшись за маской своего главного героя Алена (совпадение имён тут, очевидно, намеренное), он чуть ли не в первой сцене их проговаривает: жизнь, мол, лишь череда нелепых случайностей, и люди в ней — словно дичь на трофейной охоте (герои, которые то и дело выслеживают в лесу оленей, — важный смысловой лейтмотив).
При этом в фильме напрочь отсутствует серьёзность «Матчпойнта», который был очень похож на смесь полицейского триллера и драйзеровской «Американской трагедии», перенесённой в пасмурный Лондон. В «Иронии» режиссёр смотрит на власть случая со спокойной стариковской улыбкой. И учит, что жизнь, как и Париж, — это праздник, который всегда с тобой.
В остальном «Ирония» — типичный фильм позднего Аллена. Его почерк распознаётся в первую очередь за счёт глянцевого визуала: плавные панорамы Витторио Стораро (постоянного оператора Копполы и Бертолуччи), сверхнасыщенные краски и простейшая драматургия цвета, которая чередует холодный флуоресцент в квартире Жана и тёплый свет в мансарде Алена.
Есть и другие подсказки: милые банальности о любви и браке, мягкая антибуржуазная сатира, ликбезовский неймдроппинг (от Малларме до Ануя и Превера), красивые молодые лица на первом плане (в главных ролях тут — малоизвестные французские артисты Лу де Лааж и Нильс Шнайдер), а также воздушный ромкомовский сюжет. Правда, ближе к середине он вдруг превращается в мисс-марпловский детектив, в котором главную роль исполняет мать Фанни, перечитавшая Жоржа Сименона, и опереточные румынские бандиты, действующие по указке Жана.
Весь этот художественный арсенал превращает «Иронию» в милое, но очень уж легковесное зрелище. Причём и в смысловом, и в эмоциональном плане: как только в фильме возникает потенциально грустная сцена, Аллен тут же её обезоруживает с помощью игривой закадровой музыки или брошенной кем-то вскользь шутки об инопланетянах.
С «Великой иронией», которую режиссёр объявил своей финальной работой, он проделывает тот же трюк: чтобы избежать пафоса расставания, он не стал ломать голову над монументальным творческим завещанием и снял просто-напросто обаятельную безделушку. Лучшего прощального поклона и не придумаешь.
“Граф” (реж. Пабло Ларраин)
Вурдалак Клод Пинош был имперским офицером в дореволюционной Франции. Когда абсолютисты громили Старый порядок, он с ужасом смотрел на летящие монаршие головы и на веки вечные возненавидел левое движение. Через несколько столетий он оказался в Чили, взял псевдоним Аугусто Пиночет и принялся свирепо громить оппозицию. А сейчас он — просто Граф (постоянный актёр Рауля Руиса — Хайме Вадель), дряхлый вампир, который инсценировал свою смерть, лениво отбывает пенсию где-то в южноамериканской глуши и порой летает в генеральском мундире в Сантьяго, чтобы выпить человеческой крови.
Вдруг к нему наведываются гости: во-первых, алчные отпрыски, жаждущие поделить отцовское наследство; во-вторых, монахиня с бухгалтерским стажем и навыками экзорциста, которую пригласили помочь с финансами.
«Граф», вслед за недавней сокуровской «Сказкой», ещё одна притча о послесмертии диктатора, но выполненная в совершенно иной стилистике. Вместо архивных футажей и анимации тут используется эстетское ч/б, экспрессивная светотень, картинные мизансцены, отсылающие то к «Носферату», то к дрееровскому «Вампиру». Снял картину чилиец Пабло Ларраин — чуть ли не главный политолог современного арткино, не раз размышлявший об историческом прошлом своей родины («Вскрытие», «Нет») и об англо-американской власти, показанной через женскую оптику («Джеки», «Спенсер»).
«Граф» — ещё одна работа в жанре критического политпросвета, но с элементами чёрной комедии, городского фэнтези и даже боди-хоррора: режиссёр то и дело смакует в кадре раскрошенные черепа и вскрытые грудные клетки. Но, несмотря на такую мастерскую жанровую конфигурацию, симфония ужаса у Ларраина вышла слишком уж неторопливой и, как следствие, занудной — из-за бесконечных бухгалтерских диспутов, допросов про офшоры и вялой мелодраматической линии. Остаётся лишь надеяться, что ребут «Носферату» от Роберта Эггерса и студии A24, намеченный на 2024 год, будет живее и динамичнее.
“Создатель” (реж. Гарет Эдвардс)
2055 год. Злой ИИ учиняет в Лос-Анджелесе ядерный взрыв, который делит мир на два геополитических лагеря. С одной стороны — военизированный Запад, который жаждет уничтожить ИИ и управляет боевой космоплатформой NOMAD (эта «Звезда смерти» висит над Землёй и мечет ракеты со снайперской точностью).
С другой — Новая Азия, где люди мирно живут с ИИ и по мере сил сопротивляются агрессивной экспансии Запада. Американские ВС отправляют своего оперативника Джошуа Тейлора (Джон Дэвид Вашингтон) в новоазиатский тыл, чтобы он там отыскал Нирмату (гения-разработчика, который спроектировал ИИ) и ликвидировал его новое мегаоружие «Альфа», которое способно уничтожить NOMAD и, соответственно, внести ощутимый баланс в техновойну. По прибытии Джошуа выясняет, что «Альфа» — это робот-ребёнок, внешне неотличимый от человека, и что ИИ не такой злой, как казалось.
«Создатель» собран из штампов научно-фантастической классики: в нём сочетается философия «Блейдраннера», постгуманизм «Элизиума», образность «Звёздных войн» и наивный антиколониальный пафос «Аватара». Заимствования чувствуются и на визуальном уровне: в ночном марш-броске, показанном через тепловизор, мерещится классический «Хищник», а в ковровых бомбардировках юго-восточных тропиков — «Апокалипсис сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы.
Снял картину британский визионер Гарет Эдвардс («Годзилла», «Изгой-один»), когда-то заявивший о себе инди-фантастикой
«Монстры». Та картина снималась с мизерным бюджетом, на натуре, поверх которой режиссёр в ходе постпродакшена накладывал CGI. «Создатель» снят в похожих партизанских условиях: получив на руки 80 миллионов долларов (для амбициозного сай-фая это довольно мало — обычно они стоят 200–300 миллионов), Эдвардс объездил с маленькой съёмочной группой весь Индокитай, а затем дорисовывал футуристический ландшафт на монтаже.
Надо сказать, нехватка бюджета никак не сказалась на результате: «Создатель», снятый оператором «Дюны» Грегом Фрейзером и озвученный музыкой Ханса Циммера, смотрится как отличный аттракцион, пусть и слегка вторичный, но совсем не уступающий по визуальному качеству предыдущим картинам Эдвардса.